Расскажите о себе и о том, как попали на ВДНХ.
Я родился в замечательном, знаменательном для нашей страны 1960 году, в Крещение, 19 января, как и положено всем «редким» людям. Закончил кафедру «Реставрация и реконструкция в архитектуре» МАРХИ, после чего в 1983 году пришел на работу в институт «Спецпроектреставрация» Министерства культуры Российской Федерации. 15 лет, до 2003 года, пока был жив один из ее лидеров — Сергей Сергеевич Подъяпольский, преподавал на своей же кафедре — кафедре реставрации МАРХИ. Параллельно с этим не терял связи с практикой и до 1993 года работал главным специалистом, а затем директором ООО «Фирма «МАРСС». С тех пор только в Москве отреставрировал более 50 памятников, за что, наверное, и получил в 2016 году звание почетного реставратора г. Москвы. Так получилось, что из восьми почетных реставраторов двое работают на объектах ВДНХ. Это ваш покорный слуга и Лариса Валериановна Лазарева.
Отмечу, что объекты ВДНХ чрезвычайно сложны с точки зрения и технологий, и методики, и задач, которые они ставят перед специалистами. Меня пригласили на разработку рабочей документации и научно-методическое руководство на период выполнения работ по реставрации объекта. Для меня это одновременно и сверхсложная задача, и в то же время творческий отдых. Перед нами стояла довольно однозначная цель — вернуть павильону исторический вид. То есть то, что произошло с этим павильоном в 60-е годы, когда он стал «Металлургией», однозначно негативно по отношению к первоначальному замыслу, тому полету фантазии и технологиям, которые в этом павильоне были реализованы. Поэтому задача была вернуть его в изначальное состояние, но при этом избежать тех ошибок и экспериментов, которые были допущены и стали причиной его разрушения.
Какие особенности есть у этого павильона?
Каждый павильон ВДНХ по-своему уникален. В нем можно найти такое, что едва ли встретишь в постройках этого времени. До знаменитого печально известного постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 4 ноября 1955 года «О ликвидации излишеств в проектировании и строительстве» основным стремлением было создание эталонов и образцов «рая на земле», которые потом станут доступными для всех. Поэтому смело шли на технологические эксперименты, сочетание совершенно удивительных технологий, композиционных приемов, которые не были похожи друг на друга.
Перед началом нынешней реставрации павильон был страшным черным кубом, располосованным вертикальными лицевыми полосками. Внутри он был полностью разгромлен вплоть до устройства дополнительных перекрытий, демонтажа куполов и надстройки наружных стен по высоте. То есть утрат было больше, чем сохранного. Мы увидели только остов наружных и внутренних стен, внутри, в интерьере, — колоннаду с отделкой под флорентийскую мозаику, фрагменты внутренней интерьерной лепнины, сохранившиеся внизу фасадов за обшивкой горельефы, но без скульптур, без завершений, без керамики фасадной — перечень утрат просто чудовищный! Пришлось восполнять за счет случайных натурных находок, критического рассмотрения проектной документации 1949–1952 годов и архивной фотофиксации, которая на самом деле показала, что за десять лет существования этого павильона, казалось бы, в неизменном виде, он постоянно менялся: то у него упал шпиль, то снесли купол, его перекрашивали, переделывали, доделывали. Наша задача была восполнить эти утраты так, чтобы не испортить, сохранить и воссоздать элементы согласно общим правилам и методикам реставрации, сохранив признаки времени их происхождения.
Было ли во время работ над павильонами что-то, с чем столкнулись впервые именно на ВДНХ?
Честно могу сказать, что в первый раз в жизни столкнулся со световыми куполами. Зенитные фонари, например, на доме-усадьбе А. Л. Кнопа в Колпачном переулке, где внутренняя лестница наверху была освещена, мне встречались. Здесь же все гораздо сложнее. Это двойной купол — наружный и внутренний, который к тому же с цветным стеклом и росписью, — вот это для меня абсолютно ново. Последний раз с расписным куполом, и то частично, я сталкивался, когда восстанавливался зал ресторана гостиницы «Метрополь». Я тогда был начинающим, совсем юным специалистом, ничего не соображал и решал локальные задачи. Здесь же проблема в том, что с одной стороны, очень поменялись строительные технологии. Причина разрушения оригинальных куполов в том, что несущая конструкция одновременно находилась на двух полюсах: мороз — снаружи и тепло — внутри. Современное остекление совершенно другое: в нем несущие конструкции всегда находятся в теплой зоне, и оно не промерзает и не коррозирует из-за этого. Современными технологическими строительными средствами мы «компенсировали» отсутствие купола, — воссоздали его, поменяв конструктивную схему.
Внутренний купол первоначально частично был сделан из цветного стекла, а основную часть составляли ромбовидные стекла, которые не лежат в плоскости. Их тогда пришлось сделать из цветного плексигласа, а это не строительный материал: он мало того что горючий, так еще и «течет» со временем. Перегреваясь, он теряет форму…
Например, чтобы для внутреннего купола сымитировать цветное стекло, мы проделали ровно полгода экспериментов, пока не пришли к выводу, что цветное современное стекло очень тонкое — оно не превышает 4 мм, а нам нужны были либо триплекс (склеенное двойное стекло с клеевым слоем), либо очень толстое каленое стекло (не меньше 8 мм). Мы пришли к выводу, что это будет триплекс, но только не цветной, а с термопечатью, которая потом получит дополнительный обжиг и навсегда склеится со стеклом. То есть мы проделали целый вагон экспериментов, поисков и находок, потому что где-то прозрачность страдает, где-то появляются полосы от прохода принтера, и они видны даже «за 8 километров». Надо еще учитывать масштаб — это все на высоте 12–14 метров, и то, что кажется прозрачным внизу, наверху оказывается «черным». Равномерность, оттенки — все согласовано, потому что он весь аляповатый с точки зрения высоких требований к архитектурному цвету. Сочетание двух тонов синего, какого-то желтого, молочно-белого — мы сделали все, что было можно.
Это задача, с которой, честно говоря, я столкнулся в первый раз в жизни, но, если ты, как говорили старики, методически готов к своей работе, для тебя любая новая задача разрешима.
На каком этапе находятся работы сейчас?
По сути, почти завершена реставрация фасадов здания. Сейчас самое сложное, конечно, внутри. Эту часть работы «на сладкое» оставили на зиму, когда можно и нужно уходить с фасадов внутрь. Процентов 60 внутренних работ закончены: восстановлены полы, восстановлена мраморная отделка колонн в главном зале и большая часть лепнины, кроме потолочной — там остались плафоны и самый главный, внутренний купол. Это будут наши ударные зимние работы. И сейчас проводится чистовая работа, дорабатываются последние тонкости, которые нужно нанести на фасады и внутри павильона.
Стала ли для Вас ВДНХ особенным местом?
Я безумно ностальгировал. Когда только пришел в Спецпроектреставрацию, мастерская, в которой я начинал работать, занималась ремонтом павильона №59 «Зерно». И для меня это молодые годы, уверенность в том, что я знаю и умею все. Это породило во мне ностальгирующие чувства по отношению к ВДНХ. Вернуться в такое место — это все равно что прийти в школу, в которой ты отучился 10 или 11 лет. Узнать, что кто-то из учителей еще жив, что одноклассники еще появляются и что тот самый бюст в вестибюле, на который ты вешал портфель, еще стоит. Это, конечно, ностальгия.
Во-вторых, для каждого из нас это дань нашим учителям. Профессор Юлий Владимирович Ранинский, у которого я учился в конце 70-х — начале 80-х годов на кафедре реставрации МАРХИ, закончил институт и начал свою деятельность как архитектор-проектировщик в павильоне «Космос». Он рассказывал, как лазил по куполу павильона, определяя, откуда течет. Поэтому наша работа — это дань вот этим старикам. Многие из них начинали здесь в качестве подмастерьев великих и очень великих зодчих. И так оказалось, что их рассказы, которые мы принимали за исторические анекдоты, засели у нас в головах, и сейчас я знаю, что, будучи председателем ГЭК кафедры реставрации и реконструкции МАРХИ, расскажу своим студентам, как лазил здесь на четвереньках, пытаясь найти хоть один обломок красного мрамора вокруг остатков крыльца. И потом уже они сюда придут, вне всяких сомнений.